Неонациональный бест Михаил Елизаров: в туалете еще не повесили лампу

4 августа 2020 года на сайте российской премии за лучший роман на русском языке появилась запись:

Не будем вдаваться в рассуждения о качестве премии Нацбест, если кратко — это смешная для 2020 года премия и по гендерному, и по политическому составу жюри, и по выборкам предложенных книг. Для нас сейчас важно только то, что обыватель, далёкий от литературного круга и задающийся вопросами типа “Чем хорошие писатели отличаются от плохих?”, воспринимает Нацбест как значимое и доказывающее необычайную культурную ценность произведения/автора событие. Потребитель отправляется покупать, встраивает предложенный товар со знаком качества в картину своего мира  — чтобы если не реальными обстоятельствами жизни, то хотя бы книжной полкой обозначить принадлежность к людям умным.

Несмотря на Нацбест, большая часть наших читателей слышит имя Михаила Елизарова впервые, а люди, интересующиеся его книгами по конъюнктурным причинам — люди микроскопического российского литкруга — формалисты и имитаторы чтения, в большинстве своём совершенно не в курсе масштаба личности “писателя”. Те, кто его знает получше принимают бесконечно фемицидную, педофильскую, некрофилическую прозу за некий экстравагантный юморок, придающий кружку трусливых любителей падали флёр безопасных, но бунтарей. Правые, скрепные, рэлигиозные, а также эзотерические чернушники носят Елизарова на руках. Сегодня мы устроим кратенькую ознакомительную экскурсию по наследию Елизарова — в честь премии.

Книга, которая получила Нацбест — порнокультурный бредовый мусор, наполненный вышеперечисленной красотой.

Из национального бестселлера-2020:

В туалете ещё не повесили лампу, из потолка, как поросячий хвост, торчала завитушка проводки. – Подожди, я сейчас… – Юля прикрыла дверь. Стукнула крышка стульчака. Зашуршала одежда и донеслось умиротворённое журчание. А затем стало очень тихо. Я подождал несколько минут, потом заглянул. Она спала, положив голову на колени. Спущенные трусики и колготки наполовину прикрывали голубые гетры.

Обратимся к вершинам творчества Михаила. В своих песнях Михаил предстает ксенофобом, неонацистом, антисемитом, расистом, гомофобом, неомачистом, продвигает фемицидные идеи.

Неонацизм

Из песни “Моя мать – Ева Браун”

Я не вышел лицом, я как даун. // Родила меня мать Ева Браун. // Нарекла меня мама Адольфом, // Накормила вареным вервольфом, //  Подарила мне кортик и вальтер, // Чтоб геройским у Эго был Альтер, // И читала мне каждую среду // Нибелунгов и Старшую Эдду… Время синих очей, изразцовых печей… // У Дахау свои ноухау.Неужели останусь ничей? //  … В Бухенвальдском лесу, // Несмотря на красу, // В Бухенвальде под звуки Вивальди // Я оккультную службу несу.

Из песни “Эсесовская лирическая”

Нет у СС ни сна, ни дня, // Где-то еврейка плачет. // Ты за фашизм прости меня, // Я не могу иначе. // Это я с виду только прост, // Я – инженер-механик. // Я вам построю холокост, // Сердце мое – не пряник. // И на высоком берегу // Выстрою вам Майданек. // Все я сумею, все смогу, // Сердце мое – Титаник. // Каждому я слезу утру // Вафельным полотенцем. // Я ни словечка вам не вру, // Сердце мое – Освенцим. // Чу, за высокою стеной // Нежно поет гитарка. // В небе любви простор какой, // Сердце мое – овчарка. // В нёбе моем простор какой, // Нету давно миндалин. // Ты за фашизм прости, родной, // Сердце мое – не Сталин.

А я Ваенгу попутал с вагинкой, //  Я Вангу перепутал с Валгаллой. //  Потому что заебали с лезгинкой, //  Потому что заебали с кагалом. //  Нет надежды на народные массы. // Им бы всякую хуйню в стиле рейвик. // И такие все вокруг пидарасы, // А герои только Гитлер и Брейвик. //  ВВП меня не кормит, не поит // И к финансовому двигает краху. // Я хочу чтоб прилетел астероид, // Чтобы всех поубивало бы на хуй.

Ненависть к людям других национальностей

Из песни “Романс”

Ну, ладно, крутила с пархатым,  // Сейчас каждый третий пархат.  // Но ты же встречалась с Фархатом,  // А он черножопый, Фархат.

Из песни “Маргинальный роман”

Этот Лившиц был пидор и вор. // Все издатели пидары-воры. // Он со мной заключил договор: // Один серый, другой белый, //  Я как лох подписал договоры… // И вы знаете, был резонанс // Либеральная критика в трансе // “Коммерсант”, “Опен Спейс” и “Афиша” напишут // Про фашистский ебать ренессанс. // И роман был у всех на устах, // Был в течение долгого времени, // Я бывал в лонглистах в шортлистах как в глистах, // но евреям отдали все премии…

Из песни “Раппапапорт”

раппапапорт, раппапапорт // тот, кто по паспорту раппопопорт // взял чемодан и в аэропорт // россия, вперед! россия, апорт! // раппопопорт, раппопопорт // на хуй не нужен нам тут раппопорт // вы только срали на праздничный торт // раппопораппопораппопопорт // раппопопорт, раппопопорт // вы только срали на праздничный торт // раппопораппопораппопопорт // россия, вперед! россия, апорт!

Из песни “Маленький автобус”

Но я надеюсь, что британским подданным // Кто-нибудь устроит гриб над Лондоном.

Из песни “Сталинский костюм”

Ротенберги-Абрамовичи смирней овцы, //  К ним приехали весёлые эсэсовцы. // Монархисты шлют молитвы императору, //  Пидарасы поклоняются вибратору, // Потому что никому из них не светит благ, // Потому что Колыма приходит и Гулаг! // А ты не женщина, ты просто человек с пиздой!

Гомофобия

Из песни “Школьная”

Вот бы отыскался фармаколог,  // И придумал спрей от лесбиянок.  //  Чтобы взять отпетую бучиху  // И ее опрыскать чудо-спреем..

Из песни “Зона”

Все по плану: Ебём Баскова и Билана,  // Пидора знают всего его – Моисеева,  // Борова-Киркорова…  // Это зона, это здорово.

Из песни “Мама-Гуантанама”

Что с тобою говорить, ты пидар³ в кубе,  // Иди и сгори в гей-клубе! // В горящем твоём гей-клубе // Будет жарче, чем на Кубе! // Мама, Мама-Гуантана-а-ма // Мама, Мама-Гуантана-а-ма // Что с тобою говорить, когда ты умер, // За тобою не приедет «бумер», // Не «рендж ровер», а «рено» от «UBER», // За рулём будет Шикльгрубер.

Неомачизм

Бабы, те что любят звон монет, // Регулярно делают миньет. // Отсоси, а потом проси // и с большим достоинством носи: // Кольца, серьги, перстни, броши. // Я не жадный, я хороший. // Просто, сука, правильно проси.

Из песни “Чикатило”

Ты меня разлюбила, // Я теперь Чикатило. //  Я по городу гребу, // Всё, что движется, ебу.

Не надо начинать насчет литературного героя и автора, отделять текст книг от текстов песен — тем более, что книги-то у него абсолютный трешак, что неведомо разве только самому наивному читателю. В случае Елизарова достоверно известно, что он серийный насильник и издевается над женщинами, использует, избивает их, годами применяет абьюзерские практики. Вы можете отыскать подробности истории нападения Елизарова на поэтессу Стефанию Данилову, в том числе в интервью на нашем сайте. Женщины-жертвы Елизарова боятся рассказывать о происходившем-происходящем, опасаясь, что он их убьет.

Его тексты перенасыщены описанием изнасилований, издевательств, убийств. Обесценивание  и овеществление женщин это вообще фундаментальная характеристика Елизарова.

Из”Ногтей” (произведение, с которым Елизаров стал финалистом премии Андрея Белого за сборник рассказов в 2001 году):

Когда снотворными усилиями все вокруг стихло, я потихоньку встал, выглянул в коридор, там тоже было тихо, и осторожно пробрался в Настенькину палату. Кроме Настеньки, в палате жил Петька-дистрофик. Его временно подселили к Настеньке, там поумирали все девочки и было много места. Я нырнул под одеяло к Петьке и притаился в своей засаде. Вскоре послышались осторожные шаги и приглушенные голоса. В палату зашли два санитара: Вовчик и Амир, из новых. Перешептываясь, они подошли к Настеньке. Вовчик стащил с Настеньки одеяло, а потом они раздели ее. Мне даже показалось, что она, обычно такая неподвижная, помогала им. Вовчик интимно сказал: – Если что, говорим: “Обоссалась и меняли пижаму”. – А может, ну его? – опасливо спросил Амир. – Дурак, – выругался Вовчик, – такие таски, я отвечаю. На сиськи посмотри! Он помял руками груди Настеньки и засопел: – Кайф… Потрогай! Амир настороженно потрогал Настеньку: – Офигенно, а теперь что? – Стань на шухор, потом я постою, – сказал Вовчик, расстегивая штаны. То, что под штанами казалось завязанным в узел, распрямилось и покачивалось. Вовчик раскинул бессильные Настенькины ноги и улегся на нее. Он рукой пристроил свое напряжение между ног Настеньки и начал взад-вперед раскачиваться. Он мычал, как Власик, наконец, весь затрясся, взвыл: – У-ух, бля! – и слез с Настеньки. – Теперь ты, – сказал Вовчик, – меняемся. Вовчик стал возле дверей, а Амир лег дергаться на Настеньку. Через минуту он тоже взвыл. – А ты еще бздел, дурак, – усмехнулся Вовчик. Они проворно одели Настеньку, прикрыли одеялом и вышли. Я выбрался из своего убежища. Осмысление произошедшего подступило, но не реализовалось. Главным образом, из-за тяжелого возбуждения в нижней части меня. Не осознавая причину, я подошел к Настеньке, раскрыл ее и раздел, затем, подражая санитарам, улегся на нее своим возбуждением. Оно долго не находило места, и вдруг точно провалилось в мокрый огонь, и я понял, что Настенька ощутила это сладкое жжение. Я вызывал его раз за разом, не в силах остановиться, пока, завывая, не выплеснулся. Я лежал на ней, как опрокинутая арфа. Невидимыми руками Настенька оборвала все струны, умолк внутренний музыкант, и я заплакал от жадности к Настенькиному телу, от пустоты в горбу и в голове, от опустошенности души. Я закутал использованную Настеньку в одеяло и поплелся в палату.

Из Нацбестселлера-2020

Я видел, как Алина то и дело сжимала Никиту за указательный палец правой руки – толстый, неприлично похожий на эротическое щупальце.Никита с грубой нежностью выговаривал:

– Ты ж парадигма бинарная! – трогал Алину за подбородок, поглаживал по худенькой шее. – Вот что бы ты сама решить могла?! Да нихуя!

Алина покатывалась со смеху:

– Никит, какой же ты придурок! Вот как это – бинарная парадигма? Объясни!

– А вот так! – рука Никиты коршуном падала вниз, прихватывала Алину за что-то укромное, она верещала, а Никита декламировал: – Да здравствует мыло дегтярное!.. И парадигма бинарная!.. – веселил её, и, судя по бурной реакции Алины, у него получалось.

Что касается невинности песенных выступлений и упакованной в книги ксенофобской идеологии — на концертах Елизарова люди зигуют, это происходит в Москве, например, на концертах в рюмочной в Зюзино. Правый стиль настолько подчеркивается автором и публикой, что развидеть его невозможно.

Никто не закрывает сайты, песни или тексты Елизарова за экстремизм и ненависть, никто не запрещает книги. Потому что они, как и фестиваль “Русское лето”, и коричнево-милитаристские русские стенды на мировых книжных ярмарках — дух современного российского времени. Его книги переводятся на многие языки и продаются в Европе.

Владельцы книжных не стыдятся продавать, издатели — печатать Елизарова, писатели (Быков, Улицкая, Юзефович) не отказываются издаваться («Редакция Елены Шубиной») и продаваться в тех же учреждениях, охотно соучаствуют с неонацистами (Елизаров-то не одинок, вечно в компании коричневых авторов) в фестивале, журнале, культурном пространстве, подаются на одни и те же премии. Оксана Васякина считает возможным издаваться в издательстве АСТ, частью которого является издательство Шубиной, а также участвует в совместных мероприятиях с Елизаровым.

Деньги не пахнут, слава не пахнет, права не нужны. Но будущее создается актуальной культурой. Страшно будет ваше будущее.

Я давно уехала из страны Россия, но в целом прекрасно помню времена, когда приличные концерты не начинались, пока в зале/в стране? есть хотя бы один неонацист. Теперь, похоже, концерты не начинаются, пока в зале есть хотя бы один антифашист.

Вы молча терпите неонацистов-балалаечников и выдаете им свои национальные премии, вы даете сцену неомачистам. У насилия в России есть право голоса — значит, все типы ксенофобии будут только нарастать. Потому что вот так зло побеждает — в полнейшем молчании. Хотя Михаила Елизарова окружает не молчание, а жаркие объятия “интеллигенции”: “Стоя аплодирует Хтонь мне как Орфею”.

Любава Малышева

См. также Михаил Елизаров: Мои любимые тесаки, ножи и топоры