интервью с участницей Искренковских чтений 2020
— Анна, расскажите о вашем литературном опыте в России.
— Мой родной город — Владивосток. Я поздний советский ребенок, выросла в 90-е годы без интернета (а даже когда он появился, то еще не оказывал большого влияния), остро чувствовала нашу изоляцию, удаленность от столицы, где, согласно телевизору, “случалась жизнь”. У меня была обычная рабочая семья. Я все время пела, сцена была в моем детстве так или иначе постоянно. Родители не придавали большого значения этой части моей жизни, в музыкальную школу не отправили. Врачи тоже не рекомендовали дополнительную нагрузку, я была слабым ребенком после тяжелой болезни в раннем детстве. Но я жаждала творчества — и выход нашелся в поэзии. Сначала читала стихи. Затем пробовала писать свои стихи, подражая Ахматовой, но моя учительница литературы подбадривала меня. Благодаря этому я поступила на факультет русской филологии Дальневосточного государственного университета. Вошла в поэтическое объединение факультета, постоянно участвовала конкурсах поэзии, устраивала поэтические вечера, вступила в молодежное объединение Союза писателей. Мне повезло познакомиться с объединением альтернативной поэзии “Серая лошадь”. Стихи поэтесс Татьяны Зимы и Киры Фрегер впечатляли. В 21 год мы друзьями собрали музыкально-поэтическую группу ИмениN. Проводили поэтические вечера с музыкой, выступали в местных театрах, музеях, кафе, библиотеках.
— А как складывались ваши отношения с поэзией после отъезда из России?
— В 24 года я уехала преподавать русский язык в Харбин. Сначала это казалось маленьким приключением, но затем захватило и перевернуло мою жизнь. С этого времени мне удалось пожить в нескольких странах, а посетить около тридцати. Я не писала стихи четыре года. За это время я заинтересовалась политикой, пытаясь разобраться в событиях 2014 года, переехала в Польшу, серьезно увлеклась историей Второй Мировой войны, получила степень магистра по специальности «культурная коммуникация». Моя картина мира кардинально стала меняться. И вдруг в 2016-17 ко мне вернулись стихи. Добавилась тема писем и расстояний с близкими, тема гражданской лирики.
Я стала искать современных авторов и была очарована русскоязычными поэтессами-феминистками. Но мне долго не хватало смелости никому писать. Я не была уверена в качестве своего текста, все связи с творческим миром в России у меня были утрачены. За границей у меня не складывалось новое русскоязычное сообщество. Поворотным моментом стало мое участие в школе “Хороший текст” в Москве летом 2019, где преподавал Дмитрий Воденников. С тех пор я предприняла много шагов, чтобы быть связанной с творческой русскоязычной средой в онлайн пространстве.
Пока не очень получается вернуться на сцену, но год назад я проводила музыкально-поэтический вечер для русскоговорящей аудитории в Варшаве. Не очень легко собирается такая аудитория, трудно найти заинтересованных музыкантов.
— Анна, расскажите о своём участии в поэтических фестивалях?
— В последнее время я стараюсь не пропускать конкурсы, фестивали, акции, слушаю второй онлайн-курс в Школе современных литературных практик. Участвовала в чтениях, организованных культурным центром им. Вознесенского, в поддержку Юлии Цветковой. Ваш женский поэтическийй фестиваль#искренковские_чтения для меня первый. Мне очень понравилась идея книг серии “Женской истории для детей“. Я тоже мечтаю, что мы вспомним больше имен женщин и воздадим им по заслугам, поэтому мне захотелось быть причастной к этому событию. Я сохранила, добавила в друзья или подписалась на участниц фестиваля. Почти все они для меня новые. Я стараюсь познакомиться с их творчеством сейчас. Я также выложила отдельно свое чтение в инстаграм и фейсбук. Читаю там не только свои стихи — когда я нахожу трогающее меня стихотворение, записываю видео, выкладываю, добавляю хэштеги. Последний такой мой опыт со стихотворением поэтессы Юлии Тимофеевой “My European poem” о событиях в Беларуси.
Так я делюсь тем, что трогает меня до боли. Иногда меня благодарят за то, что я знакомлю с поэзией тех, кто далек от нее. Я чувствую в этом свою миссию, если можно так сказать. Я верю, что стихи обладают огромной силой и способны влиять на общественный дискурс.
— Какие женщины поэты наиболее вам созвучны?
— Оксана Васякина: “поэзия должна мигрировать в язык на котором можно говорить о насилии и не впадать в завороженное упоение говорить о насилии и не замалчивать его поэзия должна мигрировать в язык который остановит насилие”
Галина Рымбу: “Я жила в мире школьной литературы, где всё видно только мужским взглядом, в мире районных разборок и падиков, набитых потными парнями в чёрных куртках и рваных ботинках. Я любила сидеть на кортах, любила обтягивающие джинсы, сдавливающие клитор и большие губы”
Татьяна Зима: “молча пролетит птица низко низко тяжело так так что встретиться глазами не успеем – успеем посмотри я скажу ей на моё сердце полюбуйся облепили как его мухи о как лопаются в мае почки просто глохну бешено как распускаются тюльпаны”
Кира Фрегер: “впрочем можно и так смотреть на море на тебя в мониторе можно даже не вздрагивать при упоминании имени в разговоре”
Елена Фанайлова: “Обещаю, что доживу до времени Тихого суда и громких проклятий плебса Вейся, веревочка, вейся Рой, крот истории, извините цитаты У вождя внезапно откроется рак простаты”
— Что привело вас к изучению феминизма?
— Сейчас я думаю, что всегда была де-факто феминисткой, не осознавая этого. Я была амбициозна и ориентирована на карьеру. Меня очень смущало давление и ожидания, возлагаемые на женщину, но мне не хватало теории, которая бы объясняла, что здесь не так. Очень беспокоиться о том, что опыт женщин забывается, я стала, когда взяла несколько курсов по истории в магистратуре. Мощным толчком к осмыслению своего женского опыта стали сначала акция #ЯнеБоюсьСказать, затем Черные протесты в Польше в 2016. Я понемногу начала видеть системность дискриминации, понимать, что не я далеко не одна такая неправильная с негативным опытом. Немного позже мне стали попадаться стихи феминисток, потом началась акция #MeToo. Я уже поступила в аспирантуру и была в поиске темы. #MeToo снова вернула меня к мыслям о #ЯнеБоюсьСказать, и я разработала план диссертации, нашла научную руководительницу, начала читать феминистскую теорию, которая стала давать мне наконец объяснение того, что беспокоило меня раньше. Но я долго не решалась называть себя феминисткой. У меня было предубеждение, что обязательно нужно быть активисткой. И еще я считала, что у меня слишком мало знаний. Только весной 2018 года я написала пост в фейсбуке и инстаграме, что я феминистка, что я вижу мир из этой оптики, это часто очень тяжело, но я не могу уже ничего развидеть. Мне стало легче после этого признания. Очень многое стало меняться в моей жизни. Я нашла хороших подруг, научилась лучше защищать свои границы, менять стиль одежды на более удобный. Вообще стала меньше оглядываться на других, больше слушать себя. Если бы я знала, какое это облегчение, точно пришла бы в феминизм раньше.
— К каким выводам вы пришли в своей диссертации?
— Ещё рано говорить о выводах. Я только завершаю свою работу по сбору качественных данных для анализа: беру интервью у активисток и транскрибирую, отбираю материалы для дискурс-анализа СМИ по теме. Я опубликовала предварительные итоги в шведском журнале BalticWorlds и в польском журнале Практика теоретична, осенью должна выйти моя глава о России в сборнике Ратлиджа “Политика движения MeToo“. Это больше обзорные статьи, но моя задача была описать опыт России, отличный от Запада, зафиксировать появление новых нарративов. Я пишу диссертацию на английском и выступаю на международных конференциях. Я все время сталкиваюсь с предубеждением западных исследовательниц, которые считают, что в России ничего не происходит, хотя последние несколько лет российский феминистский дискурс бурно развивается.
— Легко ли молодой поэтессе выпустить книгу?
— Очень трудно. Все очень трудно, непонятно, с чего начать и куда обращаться. Я сейчас работаю над первым сборником стихов. Мне помогла отредактировать текст Оксана Васякина, а Яна Сметанина занимается дизайном. Это из хорошего. Я решила, что хочу публиковать книгу на двух языках: русском и английском, так как мой мир состоит из большого количества людей, которые не читают по-русски. У меня хороший уровень английского, но поэтически я не чувствую этот язык. Сейчас ищу переводчика — и это затянулось на месяцы. Поэтому работа идет медленно. Печатать буду, скорее всего, в Польше за свой счет. Что дальше — пока не знаю. Планирую завести творческий сайт, но пока диссертация отнимает слишком много времени и сил. Пока мои стихи можно почитать и послушать в моем исполнении в фейсбуке и инстаграме @anna.sedaya.poetry. Я пишу стихи под именем Анна Седая, а научные статьи как Анна Седышева.
— История вашей жизни напоминает учебник географии. Как разные города и страны влияют на вашу идентичность, на ваш текст?
— Да, это верно, я путешественница. Мне все надо увидеть своими глазами. Я часто говорю, что Игги Поп спел про меня: “I am a passenger and I ride and I ride”. Безусловно, тема дорог и расстояний сейчас ключевая в моем творчестве. Вообще дорога располагает к саморефлексии, к размышлениям о своем месте в мире. Я часто путешествую одна. Когда-то я испытывала жуткий страх перед путешествиями в одиночестве. Но теперь я знаю, какой это опыт, приключение, как это делает меня сильной и обогащает. Мне удивительно везёт на людей и забавные истории. Незабавного тоже много. Как женщина конвенциональной внешности, к сожалению, я постоянно должна оценивать риски. Безусловно, мой международный опыт сильно повлиял на мою личность, избавил меня от многих стереотипов, сделал меня более космополитичной, наверно, более взвешенной. Тему поиска идентичностей я недавно описала в своей поэме, которая была опубликова на сайте Ф-письмо. Кстати, пандемия 2020 сильно повлияла на мою жизнь. Отмена поездок, конференций, встреч вызвала сильнейшую депрессию, от которой я еще оправляюсь. Так что я еще раз убедилась, как для меня важно быть мобильной.
— В какой стране вы чувствуете себя дома?
— Про дом — это очень трудный вопрос. В каждой стране я нахожу будто кирпичик дома, которого больше нет нигде. Я словно собираю дом по свету, не уверена, где мне хочется осесть (и хочется ли вообще). Польша для меня много значит. Здесь я начала ходить на протесты, получаю вторую степень образования. Мои взгляды менялись здесь кардинально. Я бы сказала, что Польша моя вторая родина. Конечно, меня огорчает политическая ситуация, но безумно радует дух сопротивления. Есть еще одна страна, которая перевернула мою жизнь, к которой я отношусь с трепетом — Исландия. Все началось с моего увлечения музыкой, поездок на фестивали. Потом меня стал радовать факт, что Исландия — первая в рейтинге стран по гендерному равенству. Я восхищаюсь женскими протестами и вкладом исландок в политику. Моя душа отдыхает в Исландии. Суровый климат меня не отталкивает, даже наоборот. Я и сама ощущаю себя северным человеком, а если вспомнить муссонный недобрый климат моего родного Владивостока — то вообще меня не напугать. Еще мне очень хорошо с исландцами эмоционально, мне очень легко и свободно с ними. Если я придумаю способ, как, то попробовала бы там пожить.
В каждой стране, где я жила, я учила местный язык до какого-то уровня. У меня хорошие способности к языкам. Но еще у меня диагноз СДВГ — мой мозг работает, когда мне очень интересно, когда что-то новое. Но если пропадает мотивация — на занятии можно поставить крест. Так, например, у меня было с корейским. Я делала большие успехи, выходила на средний уровень, но переехала в Польшу — и корейский ушел в небытие. До сих пор что-то помню, могу читать, но знанием это уже не назвать. Также забыла я и китайский, и болгарский. Английский мой рабочий язык и язык общения дома (мой партнер американец), мой стабильный второй язык. У меня высокий уровень польского, но практики, как ни странно, у меня очень мало. Постоянные разъезды тоже портят мой польский. В целом, можно сказать, что три моих нынешних языка — русский, английский и польский.
Поэзия у меня до сих пор русскоязычная. Может, пора это изменить. Я перевожу свои стихи и понравившиеся мне стихи на английский, чтобы поделиться с иностранными друзьями. Это обычно для личных сообщений или моих соцсетей, ничего серьезного пока.
— Какие ваши отношения с музыкой?
— Музыка — это колоссальная часть моей жизни. Я немного пела с детства, и солировала, и пела в хоре, но не училась профессионально. Сама научилась немного играть на гитаре, но потом уехала и забросила это дело. Сейчас снова решила заняться гитарой. Пока для себя, а там — посмотрим. Песни, к сожалению, не пишу, иногда мне кажется, потому что не умею записывать музыку. Возможно, я к этому еще приду. Тоже (спасибо феминизму!) я перестала думать, что стара для чего-то. Мне кажется, я все еще смогу, написать роман и выпустить музыкальный альбом.
Музыка — это то, что помогает разгружать мозг. Я выгораю, занимаясь своей научной работой, следя за феминистскими новостями, часто очень тяжелыми. Я могу проживать свой гнев в поэзии. А потом мне нужна музыка, которая уведет меня в другой мир. Я нашла такую музыку. Я большая фанатка исландской музыки, мой путь в эту страну начался через группу Arstidir. Мне удалось познакомиться и близко подружиться с участниками группы. Для меня это больше, чем музыка, это творчество дорогих друзей. Они, кстати, постоянно стараются напомнить о вкладе женщин в музыку, знакомят аудиторию с исландскими композиторками. Тот случай, когда я могу расслабиться и не ждать ничего сексистского от мужчин. Они очень повлияли на мою жизнь. Вдохновили меня на то, чтобы серьезно относиться к своему творчеству. Их музыка очень в духе Исландии. Я отдыхаю и мысленно переношусь в их страну.
— На польских выборах победили правые. Права женщин в Польше теперь под угрозой?
— Да, это большая печаль. Например, Польша решила выйти из Стамбульской конвенции сразу после выборов. Президент известен гомофобными высказываниями и инициативами. Но борьба продолжается. Я верю в протестный дух прогрессивной Польши. Например, меня очень порадовало, что на инаугурацию президента депутатки из оппозиции оделись по цветам радуги и надели радужные маски – это прекрасный протест против гомофобии президента. Такие акции вселяют надежду.
— В честь каких женщин вы назвали бы улицы?
— Раз уж я упомянула Исландию, то одной из них была бы моя любимая героиня Сигридур Томасдоттир (1874 — 1957). Сейчас бы ее назвали активисткой за сохранение окружающей среды. В 1907 году ее отец собирался продать землю с водопадом Гуллфосс под строительство гидроэлектростанции. Она яро протестовала, говорила, что бросится в этот водопад. А потом прошла пешком 120 км до Рейкъявика (без дорог, в 1907 году!), чтобы просить администрацию запретить строительство. Она не была услышана, но сделка не состоялась по экономическим причинам. Будто протестный дух Сигридур помешал. Сейчас это национальный парк и красивейшее место Исландии. А еще, говоря о наших пост-советских реалиях, я бы увековечила Светлану Тихановскую, Марию Колесникову и Веронику Цепкало. Эти женщины уже сделали невероятное, сдвинули тяжелые тектонические плиты. Они показали, что этот мир спасут женщины.
Контакт facebook.com/ania.sedaja
15 августа 2020 года по приглашению Московского женского музея Анна Седышева прочитает zoom-лекцию Женщины и социальная трансформация в Польше. Регистрация по ссылке.
