перевод Александры Вагнер, авторские ссылки сохранены

оригинал опубликован на сайте автора, новозеландской радикальной феминистки Renee Gerlich, по этой же ссылке можно найти немецкий и английский переводы

Реальный блеск патриархата – это не просто нормализация угнетения. Это сексуализация угнетения. Эротизация доминирования и подчинения. Институционализация маскулинности и феминности. Таким образом, угнетение эротизируется и доминирование и подчинение институционализируется. Блеск феминизма в том, что мы это поняли. Льерр Кит.

В последние месяцы в США и других странах было принято или предложено столько законов, свидетельствующих о пугающей эскалации войны – да, это война – против женщин. Российский парламент недавно проголосовал 380 “за” и 3 “против” и декриминализовал домашнее насилие. Это происходит в стране, где в среднем 40 женщин в день – 14 000 женщин в год – убивают партнеры-мужчины (см. актуальную информацию про фемицид в России на femicid.net). В Соединенных Штатах, где более 1000 женщин в год убивают их партнеры-мужчины, только что избрали президента, который хвастается тем, что “когда ты звезда, они позволяют тебе делать это – хватать их за киску” и который причастен к порнографии и секс-торговле. Он планирует прекратить финансирование 25 программ по борьбе с насилием в семье и обязывает сотрудниц “одеваться как женщина”. В настоящее время штат Техас стремится лишить сделавших аборт женщин права голоса, а штат Арканзас – позволить насильникам судиться с женщинами, если они захотят сделать после изнасилования аборт.

Все эти “достижения”, конечно, опираются на давно сложившееся представление о женщинах как о собственности мужчин. Стигматизация аборта основывается на идее о том, что не женщины создают человеческую жизнь в течение десяти месяцев беременности и родов, а мужчины эякулируют, тем самым передавая жизнь женщинам, а женщины, будучи регулируемыми государством инкубаторами, обязаны выносить ее в срок. Бытовое насилие, индустрии порнографии и проституции, подстегивающие торговлю людьми в целях секса, дресс-коды – все это основано исключительно на принципе мужского сексуального права. Неудивительно, что комментаторы называют происходящее воплощением в жизнь “Рассказа служанки” Маргарет Этвуд. Это новая эра более ортодоксальных и строго обозначенных правил и ролей для женщин на Западе. Всё оправдывается мифами о том, что женщины биологически предрасположены к таким ролям и правилам.

Учитывая ситуацию, с которой мы сталкиваемся, вызывает тревогу тот факт, что притеснения женщин не желают обсуждать ни левые, ни консервативные правые, одинаково плохо осведомленные об этой теме. В настоящее время, например, только понятие “гендерная идентичность” может поглотить коллективное понимание женщинами целостности угнетения по признаку пола. Идеология “гендерной идентичности” утверждает, что пол является личным выбором, а биологический пол можно по желанию поменять или изменить. “Cis” – слово, которое женщины все чаще употребляют для того, чтобы продемонстрировать понимание “привилегии” возможности иметь гендерную идентичность, которая соответствует их биологическому полу. В то же время, конечно, на женщин оказывают давление, чтобы они впитали идею о том, что биологический пол не является реальным.

 Дело в том, что быть женщиной – вполне реально, а быть гендерной как женщина в результате тоже реально – и это не форма привилегии. Чему женщины действительно сопротивляются с момента создания патриархата – различным формам угнетения. В этом тексте, я надеюсь, мне удастся напомнить о богатой истории анормальной, глобализированной, западной системы сексуальной объективизации, в которой мы сегодня существуем. Это эссе отслеживает развитие основанного на сексуальном угнетения, начиная с его истоков, охоты на ведьм, работорговли, восприятия женских тел в гинекологии как патологию, негативной реакции на феминистское сопротивление вплоть до наших дней.

Source: Max Dashu

Матрицентризм и создание патриархата

Несмотря на ортодоксальное утверждение, что власть мужчины просто отражает “естественный” порядок вещей, патриархат является лишь относительно недавним явлением в истории человечества. На протяжении 99 % времени существования человека на Земле люди не жили под патриархальным владычеством. Феминистка Мэрилин Френч называет матрицентристскими сельскохозяйственные, самодостаточные, матрилинейные, родственные группы, которые были широко представлены до развития патриархата; Одри Лорде пишет о почитании богинь, таких как Афрекете, Йемайе, Ойо и Мавулиса; фильм феминистки Макс Дашу “Женщина-шаман” исследует искусство и археологические находки, оставшиеся от этих матрицентристских культур по всему миру.

Французская “История женщин” и “Возникновение патриархата” Герды Лернер – невероятные тексты об исторических процессах, с помощью которых мужчины создали патриархат, составляющий основу западного общества. Это произошло на протяжении приблизительно 2,5 тысяч лет, начиная с примерно 3100 года до н. э., во времена сельскохозяйственной революции. По мнению Лернер, переход от минимума пропитания к сельскому хозяйству означал, что дети превращаются в экономический актив, источник рабочей силы, а женщины становятся первейшей формой частной собственности.

Французский язык демонстрирует, как господство мужчин впервые подтверждалось через отцовское право выбирать имя детям. Убийство первенцев было обычным явлением в ранних патрилинейных группах, когда мужчины хотели, чтобы первенец жены был действительно его “собственным”. Тот факт, что в Уголовном кодексе Новой Зеландии аборт все еще является преступлением, является современным заявлением о том, что жизнь человека создается мужчинами и принадлежит мужчинам. В 2016 году Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) также освятила “права” мужчин на детей с помощью новой политики, провозгласив неспособность найти сексуального партнера “инвалидностью”.

С установлением контроля над детьми институт брака все чаще становится практикой, которая превращает женщин в товар, делает из бесправными и изолирует от семей и сообществ. Если взглянуть на это в перспективе, то изнасилование в браке в Новой Зеландии только с 1985 года стало рассматриваться как уголовное преступление.

С брачным институтом появилось приданое, а дочери стали цениться потому что могли стать невестами. “Воровство невесты” и “ритуальная дефлорация” были обычным явлением, и не везде они ушли в прошлое – например, подобные традиции сохраняются в Кыргызстане. Среди похищенных “невест” часто оказываются дети, и сегодня ежегодно приблизительно 15 миллионов девочек принуждаются к браку. В 2013 году в Йемене от внутреннего кровотечения умерла восьмилетняя девочка. Это произошло в ночь, когда она вышла замуж за мужчину в пять раз старше ее. Это пример того, что с девочками делает патриархат.

Одной из практик, которая наилучшим образом иллюстрирует процесс превращения в товар посредством брака, является индийский обряд сати, который был запрещен лишь в 1829 году. Эта практика предполагала сожжение живьем женщин-вдов, в том числе девочек, похищенных для супружества, на похоронах своих мужей. Эта практика подкреплялась мифом о том, что девочки и женщины потеряли мужей из-за того, что у них плохая карма. Поскольку речь шла о ритуале “очищения”, мужчины, как правило, не сжигали женщин во время менструации и ждали два месяца после рождения ребенка, если супруга была беременна в то время, когда ее муж умер. А если умирал аристократ, то вместе с ним одним могли сжечь множество женщин.

После того, как мужчины присвоили контроль над женщинами и домашней сферой, статус женщин был дополнительно институционализирован и закреплен в законе при возникновении монотеистических религий, государства и развития коммерческой проституции. Если кто-то пытается сказать вам, что проституция – “старейшая профессия”, то они снисходительны и склонны к эссенциализму: как показывает Макс Дашу, женщины знали о медицине задолго до того, как мужчины поняли, как можно превратить женщину в объект и нажиться на ней посредством проституции. Лернер говорит о том, что паранджа или завивка были придуманы для того, чтобы помочь мужчинам различать “почтительных, и тех, к кому можно относиться без уважения”, различать чьих-то жен и женщин, занимающихся проституцией.

Как пишет новозеландка Моана Джексон, колонизация всегда сопровождается захватом исторической памяти, разграбленной таким образом, чтобы наступило тотальное молчание. “Иногда это молчание называют социальной амнезией, – говорит Джексон, – в которой прошлое ускользнуло из памяти и, как это происходит по прошествии времени, стало пребывать в фрагментарном и безболезненном забвении”. По его словам, в действительности происходит то, что истории сознательно переписываются таким образом, чтобы соответствовать политическим и социальным реалиям колонизаторов. То же самое касается и женщин. Сегодня мало кто из нас знает касающуюся нас историю – о нашем угнетении, о нашем сопротивлении ему, поскольку о ней говорит патриархат. Но мы можем исправить это.

«Груша». Во время охоты на ведьм палачи нагревали этот инструмент в огне, а заталкивали его во влагалище женщины и окрывали.

Гинекология и сожжение ведьм

Женщины продолжали широко практиковать медицину в Европе вплоть до так называемой эпохи “Просвещения”. После Римской империи и до того временем, когда охота на ведьм и ее “миф о женском зле” вылились в бойню 9 миллионов в основном женщин на протяжении более 300 лет. История помнит эти “старания”, длиной в 300 лет (хотя и в этом есть сомнения), как своего рода уродливый суеверный эпизод (вспомните пьесу “Суровое испытание” Артура Миллера). Тем не менее писатели-феминистки, такие как Мэри Дали, Андреа Дворкин и Макс Дашу, предлагают другой взгляд.

Ведьмы использовали такие препараты, как белладонна и аконит, органические амфетамины и галлюциногены. Они также инициировали разработку анальгетиков. Они делали аборты, оказывали всю медицинскую помощь при родах, консультировали в случаях импотенции, которую лечили травами и гипнозом, и были первыми из тех, кто практиковал эвтаназию.

Считается, что Анна Гёльди была последней женщиной, казнённой как ведьма в Европе. Она была служанкой врача, который обвинил ее в том, что она сверхъестественным образом воткнула иглы в хлеб его детей. После попытки избежать суда она была схвачена и обезглавлена в 1782 году в Швейцарии. См.также текст Охота на ведьм в Норвегии

В своей книге “Гин/Экология” Мэри Дали рассказывает, как мужчины начали практиковать гинекологию после эпохи сожжения ведьм. 1873 год ознаменовал публикацию изобретения доктора Роберта Баттея – “женскую кастрацию” – удаление женских яичников для “лечения безумия”. Мужчины-гинекологи с тех пор регулярно видят патологию, в медицинских и хирургических целях пытают и травмируют женщин и женские тела с помощью насильственных родовых практик, радикальных мастэктомий и гистерэктомий, электро- и гормональной терапии и лоботомии.

К 1890 году появился безумный интерес к деревянным и стеклянным протезам или механическим “маткам” (“искусственным матерям” или “детским инкубаторам”) – технологиям, которые пытались бросить вызов незаменимости женских тел. В этих инкубаторах мы видим, как нынешняя тяга трансактивистов к нейтрализации и дегуманизации языка беременности и родов, а также к разрыву связи с женским телом и женским здоровьем отзывается эхом в истории.

Дали указывает, что захват мужчинами сферы женского здоровья после охоты на ведьм не был случайным: “Многие феминистки отмечали значимость того факта, что расправа над мудрыми/женщинами-целительницами во время охоты на ведьм последовала за увеличением числа мужчин-акушеров, которые в итоге были удостоены звания “гинеколог”. Гинекология развивалась постепенно. Мужчины-акушеры XVI, XVII, XVIII и XIX веков подвергались критике со стороны женщин-акушерок, таких как Элизабет Найхелл, которая называла используемые ими инструменты “орудием смерти”. Тем не менее, в XIX веке мы видим подъем гинекологии, уже практикуемой на женских трупах.

Комплекс злоупотреблений

Дж. Марион Симс, “отец современной гинекологии”, использовал находящихся в рабстве афроамериканских женщин для проведения своих хирургических экспериментов. С медицинской точки зрения Симс экспериментировал с чернокожими женщинами для исследования таких заболеваний, как рак, но не использовал анестетики или другие обезболивающие лекарства. Если женщина умирала от осложнений или сильного кровотечения, Симс просто заменял её на другую рабыню, и эта его практика была совершенно законной.

Гарриет Табмен

Комплекс притеснений темнокожих женщин – тема книги Анджелы Дэвис “Женщины, раса, класс“. В ней Дэвис анализирует опыт темнокожих женщин во времена работорговли, в том числе Гарриет Табман (на фото), которая спасла более трехсот человек при помощи Подземной железной дороги и была единственной женщиной в США, которая когда-либо вела войска в бой.

Чернокожим женщинам, говорит Дэвис, приходилось так же стабильно работать на плантациях, выполнять те же задачи, что и мужчинам, несмотря на мифы о женщинах, увековеченных патриархатом.

Женщины не были слишком “женственными”, когда им приходилось работать на угольных шахтах, металлургических заводах, на лесозаготовках или старателями. Когда в Северной Каролине был построен канал “Санти”, женщины-рабыни составляли пятьдесят процентов рабочей силы.

Но, помимо этого труда, женщины были секс-рабынями. “Если самые жестокие наказания для мужчин означали причинение боли и увечья, – пишет Дэвис, – то женщин наказывали, калечили, а также насиловали”. Помимо всего прочего, белые мужчины рассматривали чернокожих женщин как “машины для размножения”: “За десятилетия, предшествовавшие Гражданской войне, чернокожие женщины стали больше цениться из-за рождаемости (или ее отсутствия): потенциально они были матерями для десяти, двенадцати, четырнадцати и более детей, что в реальности представляло собой заветное достояние. Однако это не означало, что как матери чернокожие женщины пользовались более уважаемым статусом, чем если бы они трудились. Идеологическое воспевание материнства – столь же популярное, как и в XIX веке – не распространялось на рабов. В реальности, в глазах рабовладельцев, рабыни вовсе не были матерями. Они просто представляли собой инструменты, гарантирующие увеличение рабочей силы. Они были “плодоносами” – животными, денежную стоимость которых можно было точно рассчитать с точки зрения способности умножать численность рабов”.

Поскольку рабынь, в отличие от “матерей”, причисляли к “машинам для размножения”, – их младенцев можно было продавать, как телят, отбираемых у коров.

Это еще одна причина, по которой мы должны скептически относиться к появлению в словаре женского здоровья, беременности и родов таких терминов, как “менструаторы” и “инкубаторы” – вследствие трансактивизма У этих слов есть история, связанная, в частности, с негуманным обращением с чернокожими женщинами в сексуальном рабстве. Документальный фильм Google Baby рассказывает, что и сегодня женщины вынуждены мириться с тем, что предназначение их жизни в клиниках суррогатного материнства в Индии рассматривается как “инкубатор”: они часто рожают белых младенцев благодаря использованию как яйцеклеток, так и доноров спермы. Поставленное на поток использование женщин, рожающих младенцев в клиниках суррогатного материнства, ужасает. Тем не менее, сфера торговли суррогатным материнством – это один миллиард долларов в год и 12 тысяч иностранцев, ежегодно приезжающих в Индию, чтобы нанять матку, как правило, какой-то бедной женщины.

Трудно найти выражения, чтобы точно описать расистское, патриархальное колонизаторское, что проступает из такого болезненного и брутального явления как клиники суррогатного материнства в Индии, если бы не известное древнейшее угнетение – проституция. Сегодня женщины составляют 80 процентов тех, кого эксплуатируют в проституции, женщины – это 98% жертв торговли людьми с целью сексуальной эксплуатации. Почти все их клиенты – это мужчины, а секс-торговля приносит мужчинам 32 миллиарда долларов в год. Растущая с каждым днем мощь порноиндустрии приносит 97,06 миллиардов долларов, что по совокупной выручке больше, чем 10 ведущих компаний в области интернет-технологий. Последний “тренд” в порно – женщин насилуют анально, пока они не начинают страдать ректальным пролапсом (“rosebudding”). Тем не менее, Amnesty International заявила о своей поддержке этой отрасли, не выдержав давления влиятельных сутенеров.

Как отмечает Черри Смайли, среди жертв непропорционально высок процент женщин из числа коренного населения. В Новой Зеландии 15% женщин – это маори. В нашей стране, где произошла декриминализация секс-торговли, среди тех, кто занимается проституцией, 32% – маори. В Новой Зеландии набирает обороты мнение, которое, несомненно, подпитывается белыми мужчинами, осуществляющими программы в Новозеландском сообществе проституток (НЗСП), о том, что критиковать проституцию из-за наличия в отрасли маори и женщин – выходцев с тихоокеанских островов – это “расизм”. Помните, что спрос подпитывают состоятельные белые мужчины. В 2017 году либералов до сих пор учат считать, что женщины из числа коренного населения непостижимым образом интимно предрасположены к злоупотреблениям богатых белых мужчин.

В своей книге Анджела Дэвис указывает не только на то, как чернокожие женщины пострадали от расширения расового, классового и сексуального угнетения, но и на то, что им пришлось, даже участвуя в движениях сопротивления, больше всего бороться за политическое представительство. В книге Дэвис исследуется, как пересекаются движение за отмену рабства с первой волной феминизма, и ни одно из этих явлений не отражает в достаточной степени бедственное положение чернокожих женщин. Соджорнер Трут противостояла белым феминисткам первой волны так же, как и второй. Сегодня мы снова видим белое либеральное движение среднего класса, маркетинговый “секс-позитивный” либерализм, основанный на правах женщин. Это произошло потому, что негативная реакция на каждую новую волну феминизма обеспечила, что мейнстрим-феминизм перешел на другую сторону – стал одомашненным, белокожим и сексуализированным.

Сексология, порнография и феминизм

В эссе “Сексология и Антифеминизм” Шейла Джеффрис описывает, что “дисциплина” сексология появилась как обратная реакция на первую волну феминистского движения суфражисток.

Этот период, сразу после Первой мировой войны, был временем, когда многие женщины обладали значительно большей свободой и независимостью, чем раньше. Тот факт, что большее число женщин не выходили замуж, предпочитали быть независимыми и боролись с насилием со стороны мужчин, вызывало тогда серьезную тревогу. И эта тревога очевидна в сексологической литературе.

Многих женщин мало интересовали половые сношения, более того, они считали, что “ни одна женщина не должна заниматься половой жизнью” (это, конечно, было за много десятилетий до того, как феминистки второй волны начали бороться за криминализацию супружеского изнасилования). В ответ на это усиление сопротивления и независимости, а также для защиты статус-кво – угнетения женщин – сексуальная подчиненность женщин натурализовалась в сексологии. Основатель сексологии Хэвлок Эллис утверждал, что сексуальность мужчин является абсолютно и неизбежно агрессивной, она принимает форму преследования и захвата, а нормальным и неизбежным для мужчин является получение удовольствия от причинения боли женщинам. Женская сексуальность, по его словам, является пассивной. Предполагалось, что схваченным женщинам принесет “удовольствие” испытываемая от рук любовников-мужчин боль.

Сексологи также придумали понятие женской “фригидности”: “фригидные” женщины были дефектными, и их приходилось отправлять к гинекологам и психоаналитикам.

На пятки сексологии наступала порнографическая индустрия, какой мы ее знаем сегодня. К концу Второй мировой войны продвижение такой объективации женщин превратилось в большой бизнес. Бизнесмены-порнографы, такие как Хью Хефнер (Playboy), Боб Гуччионе (Penthouse) и Ларри Флинт (Hustler) решили пестовать рынок, чтобы порнография стала социально приемлемой. К 1990-м годам девушки стали повсеместно использовать кроличьи ушки – кролик украшал все, от канцелярских принадлежностей до пижамных штанов. В этом глобальном лоббировании секс-торговли участвовали издатели Cosmopolitan, владельцы компании Bauer Media, когда-то владевшей издательской лицензией на немецкую версию Playboy.

“Это был совсем другой мир, – говорит феминистская писательница Гэйл Дайнс, – после того, как культурные, экономические и правовые барьеры на пути массового производства и распространения порнографии размыл Хефнер”. К этому имеет отношение и считающееся сегодня вполне обыденным обсуждение, являются ли танцы на шесте лучшим кружком для восьмилетних после уроков.

Каким образом все это перешло в мейнстрим? Ответ прост: тонкий расчет. То, что мы видим сегодня, является результатом многолетней тщательной стратегии и маркетинга, которые были использованы порноиндустрией для очищения своей продукции… чтобы превратить порнографию в острую, шикарную, сексуальную и горячую забаву. Чем больше “отчищали” индустрию порно, тем больше она просачивалась в поп-культуру и в наше коллективное сознание.

Феминизм второй волны признавал и сопротивлялся процессу превращения порнографии в мейнстрим – но факультеты женских исследований в университетах, где можно было бы высказывать много критики на этот счет, больше не существуют. Даже книги сейчас находятся под угрозой. Дисциплина, которая узурпировала женские исследования, – это квир-теория, и, по мнению феминисток, квир-теория для второй волны феминизма является тем, чем сексология была для первой: это откат назад, обратная реакция. Шейла Джеффрис рассказывает, как эта обратная реакция пришла от сексуальных левых либералов – в частности, от мужчин – и от значительной части гей-мужского движения. Вот откуда исходит обратная реакция, но она представлена и внутри феминизма.

Лиерре Кит иллюстрирует представление этой обратной стороны внутри феминизма: “Еще в 1982 году Эллен Уиллис придумала термин “секс-позитив”, чтобы отличить себя от радикальных феминисток – потому, что мы такие негативные, мы радикалы. Изнасилование, изнасилование, изнасилование – это все, о чем мы хотим говорить. Ну, я согласна на пари – если мужчины прекратят изнасилование, я перестану говорить об этом”.

Кит также обращает внимание, что термин “порно-пытки” в поисковых системах демонстрирует 32 миллиона онлайн-запросов. Стоит отметить, что эстетика, инструменты и практики современной порнографии и БДСМ, одобренные “дразнящей” и “секс-позитивной” квир-теорией, возвращают к охоте на ведьм. В сочинении Макса Дашу “Правление демонологии” показано, как стали восприниматься сексуальными страдания ведьм – посредством фетишизации пыток и используемых при этом инструментов, а также посредством принудительных признаний гротескного секса с демонами. В сборнике “Вспышка” Одри Лорд в интервью критикует садомазохизм по аналогичным причинам.

Садомазохизм согласуется с происходящими в этой стране разнообразными событиями, имеющими отношение к доминированию, к подчинению, к несоизмеримой власти – политической, культурной и экономической… Садомазохизм – это институционализированный праздник доминирующих/подчиненных отношений… Садомазохизм питает веру в то, что господство неизбежно и приятно на законных основаниях.

Феминистка Сьюзен Кэппелер предлагает нам напоминание для тех случаев, когда мы обнаруживаем в научных кругах признание и прославление новаторства подобных практик.

Феминисткам хорошо бы помнить и подчеркивать тот факт, что история либерализма, либертарианства и либертинизма была историей джентльменов, отстаивающих свободу и права для джентльменов – ради этих свобод обычно приносят в жертву права и свободы женщин.

Copy of a 1515 “witch porn” drawing by Hans Franck.

“Выбор” и превращение в товар

Производство секс-роботов – это современное продолжающееся закрепление объективизации женщин, которому потворствует квир-теория. Расстройства приема пищи и потребность в косметических операциях, таких как лабиопластика, являются всего лишь двумя примерами последствий обострившейся объективации женщин. Мы видим на рынке и другие неестественные изобретения: пенис FitBit, мундштук для минета.

Средства массовой информации – женские журналы – являются одним из инструментов, как добиться того, чтобы женщина восприняла идеи лобби секс-торговли, которая, как жестокий партнер или сутенер, высасывает уверенность, стимулирует конкуренцию и поощряет зависимость. 70% женщин говорят, что испытывают чувство вины и стыда после трех минут просмотра такого рода журналов. Хорошо известно, что издатели и их рекламодатели питаются за счет неуверенности – и абьюза. Большинство моделей в этих журналах весят на 25% меньше, чем среднестатистическая женщина, и находятся в диапазоне веса анорексии. 50 миллионов женщин в США и ЕС в настоящее время страдают расстройствами приема пищи, а девушки в возрасте даже шести лет все чаще выражают беспокойство по поводу формы своего тела.

Компания Bauer Media, которая издает Cosmopolitan, Womans Day и подростковый журнал Dolly, в настоящее время также получает прибыль от онлайн-порнографии, а раньше имела издательские лицензии для целого ряда немецких порножурналов: немецкого Playboy; Das neue Wochenend; Blitz Illu; Schlüsselloch (что означает “замочная скважина”); Sexy, Praline и Coupé. Bauer Media также владеет третью знаменитого частного телеканала RTL II, который практически ежедневно транслирует реалити-шоу о “секс-работе”. Поэтому неудивительно, что последний выпуск Cosmopolitan публикует советы по инвазивному косметическому лечению, начиная от татуажа бровей, увеличения размера губ, и заканчивая лазерным лечением и фототерапией.

Лабиопластика – хирургическое уменьшение женских половых губ – является еще одним набирающим популярность западным трендом, который связан с более жестокими практиками – калечащими операциями на женских половых органах – женским обрезанием (FGM). По данным ВОЗ, которая фактически поддержала эту практику в 1958 году, в 30 странах Африки, Ближнего Востока и Азии, где чаще всего ее практикуют, женское обрезание сегодня коснулось более 200 миллионов девочек и женщин. Девочкам, как правило, удаляют клитор или половые губы; в Сомали практикуют сшивание половых губ, оставляя лишь небольшое отверстие. Сомалийка Хибо Вардере говорит, что мочеиспускание через такое отверстие ощущается, как “открытая рана, натертая солью или горячим чили”. Феминизм должен добиваться того, чтобы покончить с калечащими операциями на половых органах, а не заниматься прославлением новых коммерческих разновидностей по типу секс-позитивного “выбора”.

Патриархат занимается добычей и уничтожением женских тел, в то время как занижается их ценность. Иначе, начиная с X века и на протяжении десяти веков китайские патриархи не смотрели бы, как девочки и женщины бегают вокруг них с забинтованными ногами и притворяются, будто этот акт не калечит женщин. Сегодня мы наблюдаем торговлю женскими волосами, нашими яйцеклетками, грудным молоком и матками, арендованными посредством суррогатного материнства. В то время, как суррогатные женщины, как правило, являются бедными женщинами, доноры яйцеклеток, как правило, являются молодыми образованными женщинами, которые проходят обследование на предмет заболеваний, связанных с наследственностью, но их не предупреждают о последствиях или возможных побочных эффектах получения яйцеклеток из их тел.

Белый мейнстрим-феминизм сегодня загоняет лабиопластику в границы нормы, говоря, что женщины “выбирают” ее. Как и сожжение вместе с мужем якобы было “выбором” на протяжении всего времени существования индийской практики сати. Как будто матери “предпочитают” бинтовать ноги своих дочерей и “предпочитают” отрезать их клиторы. Как будто женщины “предпочитают” становиться жертвами торговли людьми, заниматься проституцией, носить паранджу, тонкие высокие каблуки, не есть, бинтовать грудь, чтобы она была плоской. Эти практики часто маркируют не только как “выбор”, но и как альтруизм. Проституция, суррогатное материнство и сжигание вместе с мужьями – все это называлось “альтруистическими” практиками. Но очевидно, что женщины хотят иметь возможность выбирать и участвовать. А какой выбор позволяет женщинам сделать общество? Такой. Поэтому мы утверждаем, что сделали этот выбор сами. Но феминизм должен признать такой выбор, какой делает Меган Тайлер – да, “мы делаем выбор, но он формируется и сдерживается неравными условиями, в которых мы живем“.

NZPC markets prostitution as a woman’s “choice”.

*

Когда речь идет о современных тенденциях, таких как трансгендерность, мы не можем отделить от истории патриархального присвоения (включая имитацию “протеза матки”) желание мужчин получить доступ к женскому пространству и в том числе к трансплантации матки. Мы не можем отделить это движение от всей предшествующей ему истории, от одновременной добычи женских тел и подрыва ценности женщин. Мы также не можем, основываясь на той же истории, отделять желания мужчин подавить и приспособить обсуждение и способность женщин создавать жизнь. Белый мужской истеблишмент с момента прихода к власти создавал соответствующий контроль над женскими телами и способностью создавать человеческую жизнь, а также подавлять феминистское “инакомыслие”. Эта история продолжается и в нынешнюю эпоху Трампа.

И, наоборот, мы не можем отделить производимые женщинами желания получить мужские привилегии, а также “выбор” женщин (бинтование груди, чтобы заставить ее быть плоской, мастэктомию и инвазивную хирургию) от истории угнетения, демонизации, калечения и членовредительства.

Мы не можем отделять какой-либо дискурс по гендерному признаку от реалий сексуального угнетения – если мы когда-нибудь захотим свободы.

Image: Barbara Kruger
Поделиться